Александр Дугин
«Сатана и проблема предшествования»

{ тезисы }

Часть 0. Дата этой лекции.

1. Я задумал тему лекции — она сама собой появилась в моем сознании полтора месяца назад, отчетливо и мгновенно. И лишь вчера, заканчивая подготовку тезисов, я обратил внимание на дату ее проведения.

2. Существует странная теория конца прошлого века, будто антихрист должен родиться 11 ноября 1962 года. Источник ее происхождения на первый взгляд представляется весьма сомнительным — «доктор Батай» в его «Дьявол в 19 веке», соавтор известного мистификатора Лео Таксиля. Генон вместе с оккультистом Барле, главой «Герметического Братства Луксора», и вместе с Клареном де ля Ривом из «Антимасонской Франции» и «RISS» (милое сочетание взаимоисключающих персонажей), исследовал «дело Таксиля» относительно «заговора сатанистов», и пришел к очень интересным выводам.

3. За мистификаторами стоят очень сомнительные и реально существующие силы. Но не в этом дело. 11 ноября, т.е. 11 число 11-го месяца считается отведенным «сатане», так как число 11 считается негативным — оно предшествует циклическому числу гармонии 12, и последует за законченным числом пифагорейского Тетрактиса — 10.

4. И наконец, последнее странное совпадение. Глава американской «Церкви Сатаны», Энтони Шандор Лавей (настоящая фамилия, как известно, Леви), которого я, честно говоря, считал талантливым мистификатором и интертейнером, эксплуатирующим перверсии и комплексы пуританских обывателей к своей коммерческой выгоде, умер два года назад ровно в этот день 11 ноября.

5. Можно все это списать на простое совпадение. Я ни на чем не настаиваю. Дьявол, вообще говоря, любит шутить. Иногда это у него получается весьма остроумно. Иногда нет.

Часть 1. Различие между Традицией и религией

1. Классическая парадигма метаязыка Традиции связана с кельтским кругом, иллюстрирующим годовой цикл и одновременно кодификацию качественного пространства — 4 ориентации, 4 стороны света.

2. Эта парадигма и есть матрица Первоязыка, Ursprache, Heilige Ursprache und Urschrift der Menschheit.

3. Из этой перво-матрицы кельтского круга вышли базовые символические и доктринальные элементы исторических традиций. Исторические традиции — это дискурсы, набор речей, проистекающие как веер возможностей из единого Метаязыка.

4. Здесь вопрос: Генон утверждает Трансцендентальное Единство Традиций. Я постепенно пришел к выводу о спорности этого тезиса. См. «Конец Света» статью о «контринициации». Но не вызывает сомнение иное. Существует единство традиций на уровне Метаязыка. Речевой, дискурсивный аспект любого религиозного комплекса возводим к этой «кельтско-крестовой» первоматрицы. Поэтому, наряду с Геноном абсолютно необходимым автором в деле традиционализма является Герман Вирт. Ему будет посвящена моя следующая лекция.

5. Наиболее полная модель Метаязыка Традиции не знает тех категорий, которыми оперирует мораль и некоторые иные стороны исторических религий. Моральные и рационалистические аспекты религий можно рассматривать как промежуточный этап перехода от холистской сакральной парадигмы к МетаязыкУ современного мира. В исторических религиях — особенно авраамического происхождения — есть промежуточный пласт, расположенный где-то посредине между сакральным и профаническим. Этот пласт является объектом критики с двух сторон — со стороны тотальной сакральности (совершенного Метаязыка Традиции) и со стороны полного профанизма (Метаязыка современного мира). Можно сказать, что сам латинский термин «религия», т.е. «связующее», носит промежуточный характер. В этом смысле радикальная сакральность законченного традиционализма может быть столь антирелигиозной (сверхрелигиозной), как и атеизм последовательных сторонников духа современного мира (недорелигиозная позиция).

6. В фигуре «сатаны» мы можем различить эту важнейшую грань между религией в узком понимании и сакральным мировоззрением в более общем смысле, это мировоззрение есть Метаязык Традиции.

Часть 2. Место сатаны в холистском ансамбле

1. Законченный метаязык Традиции признает пары противоположностей, благодаря которым и возникает структурализация космоса. Но эти пары никогда разводятся до конца. Между ними постоянно проглядывает тайная связь. Это верно подметил Элиаде в «Мефистофеле и Андрогине», когда он говорил о странной симпатии между Богом и дьяволом.

2. Полноценно холистская картина мира предполагает свободу самых разнообразных метаморфоз, текучесть форм, постоянно открытую способность к спиралевидным трансмиграциям по онтологической лестнице. Лестница Иакова — библейский символ того, о чем идет речь. Само слово «персона» т.е. маска — русское слово «личность» произошло от аналогичного термина — лицо, лик изначально подразумевало «видимость», обращенность вовне, в конце концов ту же маску. Так как «персона» есть маска, а не сущность, то возможна ее смена. Символизм маски очень сложен. К этому хочу вернуться. Тот же Фантомас есть современная несколько гротескная фигура «Короля Мира» или по меньшей мере «пратьека-будды».

3. В нашем случае «сатана», «дьявол», «демон» то же лишаются в холистском ансамбле Метаязыка Традиции своего особого статуса, своей сущностной самотождественности и становится одной из «масок». Отсюда свойственное сакральному внеморальное отношение к злу, отсутствие абсолютизации, онтологизации зла.

4. Существует ночь и зима, существуют болота, соленые моря, норы и овраги. Существуют спуск и смерть, разложение и бессилие. Камень падает вниз, облетает листва. Внешний холод тщится погасить внутренний огонь тела. Гармония мира сменяется синкопой нашествия иноплеменников. Бури разоряют посевы, от мора падает скот. Вся эта область — нижнего и левого сектора Великого Круга лежит в холистском ансамбле под знаком «злого духа». Это область инфернальных богов, «сатаны», дремлющих сил Разрушения. Объективное и субъективное, личностное и природное, волевое и инерциальное здесь способны меняться местами. Причина и следствия неразрывно связаны в особом промежуточном понятии, противящемся строгому разведению, разложению, анализу на составляющие. «Сатана» ли , злые духи или их человеческая свита напускают мор, глад, мрак? Или факт мора, глада и мрака рождает представление о «темном повелителе»? В Метаязыке Традиции это не имеет значения. Это до-рациональный синтез. В нем есть субъект-объектный элемент, мрако-дух, природо-личность, сосредотачивающий в себе сумму негативных тенденций реальности. Так как Метаязык Традиции не знает «творца» в авраамическом креационистском понимании, то он не знает ни «творца добра», ни «творца зла». Субъектное, личностное измерение вживлено в реальность, разлито в ней, способно собираться и рассыпаться снова. Поэтому проток, дерево, гора, лес или грот способны принимать личностный персональный характер в лице нимф, наяд, фавнов, сатиров, русалок, кентавров, духов, а могут и возвращаться к своему природному состоянию. Следовательно у отрицательным, теневых аспектов круга реальности есть возможность обретение личного начала. Но эта возможность взаимообратимая. И личность — в данном случае «дьявола», «демона» — снова распадается в гибкой ткани явления.

5. Индуистская традиция сохранила это изначальное отношение к проблеме зла. Асуры, демоны, злые боги выступают там не просто как сгущение негатива, но как персонификации низовых, ночных и зимних аспектов реальности, которые могут иметь и положительную функцию. Во-первых, они дополняют сакральный комплекс до совершенства — тонкий план пронизывает не только положительные аспекты бытия, но и отрицательные. Круг мира замыкается на себя как в проявленном и очевидном цикле, так и на уровне причин.

6. Но есть еще более глубокая функция асуров, особо персонифицированная в Шиве, боге разрушителе, очень напоминающего нашего «сатану». (С ним Шива неоднократно отождествлялся миссионерами). Полноценная Традиция учит, что иерархии проявленной реальности в некотором смысле обратны иерархиям реальности непроявленной. Трансцендентный абсолют девальвирует градации имманентного, бросает на реальность странную и тревожную тень Великой Революции. Христианское «последние станут первыми» имеет к этому самое прямое отношение. И в такой перспективе имманентно отрицательное, гнущее реальность к нижнему пределу и тем самым унижающее ее, меняет свое значение на прямо противоположное. Указание на ограниченность проявленного мира перестает восприниматься как неоправданный донос, как злопыхательство, как неспровоцированная агрессия. Напротив в этом открывается — пусть и отрицательным образом — указание на истинное совершенство и истинное Благо, которые присутствуют в полной мере лишь в Абсолюте.
И в такой ситуации ночь, зима, осень, тьма, пещеры, смерть, ямы, пытки, страдания, утраты, кладбища и т.д. — и связанные с ними соответствующие личности — начинают играть совершенно иную роль. Ограниченность и ущербность Этого есть указание на безграничность и совершенство Иного. Следовательно, отрицание Этого есть в определенном смысле утверждение Иного.

7. Отсюда двусмысленность функции бога-Шивы. В позитивно-имманентных культах — в вишнуизме — он выступает как низший бог, ответственный за все козни и неудачи, за все преступления и отклонения от нормативов Дхармы, Священного закона. Таков он в «Махабхарате». Очень похож на нашего «сатану». Но каста брахманов, тантрики и иные шиваисты видят ситуацию совсем иначе. Шива — высший бог, так как именно он разрушает иллюзии того, что проявленное является абсолютным и единственным, он жестко разоблачает необоснованность конечного на его бесконечность, он разрушает и убивает только то, что само по себе иллюзорно. Он борется против Майи, изощренной магии, ткущей плотную завесу, чтобы скрыть сияние Абсолюта. И шиваистский мир выстраивает иную иерархию — иерархию ночи. Темные боги и кровавые богини, кладбища и преступления, оргии и антропофагия, нищета и пытки, ужас и безумие получают здесь духовно-положительную нагрузку. Это эпифеномены грозной теофании. Положительная роль некоторых асуров в индуистских мифах сводилась к аналогичным концепциям.

8. Но в случае индуизма все же мы имеем дело с исторической традиций. Если мы хотим осознать места фигуры зла, «сатаны» в изначальной матрице, то мы должны сделать еще одно усилие и соединить обе иерархии — проявленную и непроявленную в нечто целое. Этот холистский синтез крайне сложен.

9. Возьмем миф о спуске героя в ад. Его легко растолковать как описание спуска солнца к полуночи или года к зиме. Под землей в мире теней и смерти герой-солнце борется с противником, условно, с «сатаной», змеем, драконом. Он побеждает его и возвращается, пронося с собой новый день, весну, свет. Здесь дуальная этическая модель. Благой герой и его злой противник. Это «вишнуистская» перспектива.

10. Теперь представим, что герой есть оканчивающийся год, старое солнце, умирающий старик. А точке полуночи ждет приведения к бытию новое солнце. Это животворный мрак готовит новое рождение. Из лона трансцендентного Абсолюта готово излиться новое утро, новая заря, Aurora Consurgens. На пути рассвета стоит закат. Мрак необходим как высшая инстанция. Противник героя становится главной фигурой, картина переворачивается. Змей становится героем, герой подлым змеем, цепляющимся за жизнь, не желающим уступить место. Змей глотает героя и выпускает на его место золотых (или медных — в зависимости от юги) змеенышей. Это шиваистская перспектива.

11. Наконец, представим, что есть факт спуска, ночи, битвы, драмы, но роли распределены неясно. Кто-то бьется с кем-то, все напряжено, высшая драма, боль, кровь, невероятные усилия и... победа. Но кто есть кто?

12. Однажды Алистер Кроули сказал о своем посвящении: «В ту ночь целые 8 часов бог и сатана бились между собой за обладание моим сердцем. Бог, естественно, победил. И лишь много позже мне стали закрадываться сомнения: а на самом ли деле, победивший был Бог?» Очень холистское размышление.

13. В мире, где персона есть маска, а не сущность, такой арациональный подход вполне естественен. Любопытна примордиальная изначальная символика зимнего солнцестояния Нового Года — как раз той точки, которая лежит в самом низу Великого Круга. Цвета этой точки — черно-белое. Иногда черно-белые шашечки. Отсюда символизм тамплиерского знамени «Босеан», кафельные узоры масонских лож, костюм Арлекина, шахматные фигуры и поля, сакрализация березы в русском эпосе и т.д.
Черно-белое есть, но это функция, а не статическое состояние. Чтобы правильно помыслить место «сатаны» в Метаязыке Традиции надо помыслить черно-белое одновременно, на мгновение впасть в олигофрению. Как будто вас внезапно и без предупреждения подкравшись кто-то больно ударил по голове поленом. Какого цвета искры посыпятся у вас из глаз? Черные или белые?

Часть 3. Место сатаны в религиозных учениях

1. Мы говорили о фигурах Вишну и Шивы. Они представляет собой разделение. Но это еще не религиозное разделение. Вишну в «Бхагават-гите» то же выступает в грозном аспекте. Он показывает Арджуне, что это он убил всех воинов на поле Куру, в нем Арджуна видит холистский водоворот всего. Следовательно, и здесь есть место преодолению противоположностей. Точно так же шиваизм есть не просто культивация трансценденталистски ориентированного разрушения, но в нем существует и идеи того, что мир создан Шивой, его танцем, а следовательно, он есть одновременно и ритм имманентной гармонии. И здесь холистский элемент на лицо.

2. Собственно религия начинается там, где зло и добро, позитивное и негативное резко разводятся, возможность метаморфоз, парадоксальных браков, субтильной смены ролей исключается. Сатана, дьявол, «злой дух» становятся чем-то самостоятельным и сущностным. Это уже не персона, не маска, но сущность, индивид, юридическое лицо, обязанное отвечать по всей строгости закона. Более того, этот индивид в религиозном комплексе все более и более гуманизируется. Теневые аспекты природы выводятся из-под его надзора. Ему — сатане — вверяется только моральная, психологическая и социальная патология человеческого рода.

3. Самое важное в религиозном представлении о дьяволе: его частичность, партикулярность, его условность. Все, что не вписывается в рационалистически оформленную канву религиозного внимания, как-то небрежно и раздраженно отправляется сатане.

4. Отступление о содержании термина религия: Религия — в отличие от сакральной традиции и от Метаязыка Традиции — изначально партикулярна, избирательна. Религия признает сакральное, но лишь в определенных рамках. Эти рамки могут быть максимально широки и тогда религия приближается к Традиции, могут предельно узки, тогда религия вплотную подходит к профанизму.

5. Примером максимально сакральной религии в христианстве является Православие (вплоть до того, что уместно поставить вопрос: а правомочно ли вообще называть Православие «религией», покрывает ли это латинское слово такой комплекс идей как Вера, вероисповедание, Церковь и т.д.), примером максимально профанической религии — протестантизм. В исламе наиболее религиозными являются крайние формы суннизма и ваххабизм. Наименее религиозными — шиизм, суфизм. В иудаизме собственно религией является раввинизм, наименее религией — каббала, хасидизм. Поэтому область, отводимая сатане, в рамках одной и той же традиции религиозного типа, может значительно варьироваться.

6. Чем уже рамки религиозного зрения, чем более религиозна — т.е. избирательна, партикулярна — религия, тем шире в ней понятие «сатаны». Тем более общим в ей выступает понятие зла. «Сатана» в таком случае — это область другого, лежащего за рамками. И чем менее универсальный размах религии, тем расплывчатей и неопределенней в ней содержание термина «сатана» и «дьявол».

7. «Сатана» в религиозном комплексе является индивидуумом, ответственным в первую очередь за отрицание того, что утверждается в религиозном комплексе. Такой «сатана» есть внутренний враг. Он необходим для выстраивания сбалансированной религиозной картины мира. Религия есть схема, которая опровергается реальностью. Схема, в таком случае, берется как благо, а сопротивление реальности отождествляется с «сатаной». Такой двоичный код позволяет оправдать и кодифицировать любые явления — как подтверждающие схему, так и ее опровергающие. В этом есть элемент резкого отхода от Традиции, Метаязык которой отказывается как от чистой дедукции (схемы), так и от чистой индукции (опыта). Этот Метаязык основан на возможности реальной трансформации и субъекта и среды. Схема и реальность в истинно сакральном отсутствуют вообще как разведенные понятия. Поэтому любое сопротивление, любая инерция абсорбируются в сакральный комплекс, вовлекаются в холистский ансамбль, никогда не постулируются как нечто неснимаемо внеположное. Интересно, что идея апокатастасиса у Оригена является ярким проявлением «сакрального» отношения в рамках нарождающейся религиозной модели.

8. Внутренний враг является отрицательным полюсом религиозной конструкции. Есть еще и сатана как внешний враг. Это все те религиозные, традиционные и нетрадиционные формы, которые не соответствуют параметрам данной религии. Внешним «сатаной» данная религия считает все остальные формы религии и традиции, не вдаваясь в подробности. Если она начнет вдаваться в подробности, то неадекватность таких отождествлений станет очевидна самому ограниченному и зашоренному клерикалу. Поэтому не стоит требовать от религиозных доктрин ясности в вопросе определения «сатаны». Из всего вышеизложенного очевидно, что ни на какие адекватные определения мы здесь рассчитывать не можем.

9. Генон в статье о карнавале показал, что окончательная десакрализация Запада совпала с прекращением средневековых карнавалов, сатурналий с шутовскими процессами и мессами, с введением в костелы осла, наряженного Папой и другими излишествами. Генон утверждал, что пока католичество контролировало темную сторону человеческой души, Традиция была, а сатанизма не было. Как только католичество отсекло от себя карнавальную, сатурналическую часть, оно стало стремительно вырождаться и появился автономный сатанизм.

10.То же самое характерно и для Руси. Боголюбческий кружок и гонения на скоморохов были первым аккордом грандиозной и трагической дескарализации, нагрянувшей с расколом. Раскол для русской истории есть точка перехода от Традиции к религии, от сакральной традиции к ее редуцированному виду. Именно этот редуцированная форма Православия, от которого отсечено сакральное, и называют пежоративно «никонианством».

11. Возникает страшное подозрение. Если мы способны проследить процесс трансформации Метаязыка Традиции, холистского ансамбля в его антитезу, в Метаязык современности, и если мы явно видим место религиозной конструкции как промежуточную инстанцию, расположенную на полпути от сакрального к профаническому, то все вещи приобретают парадоксальный характер.

12. Единственно отрицательным в холистской, всеобъемлющей модели Сакрального Круга есть не какие-то его сектора, но отрицание всего этого ансамбля. Это и есть нигилизм в отношении сакрального, или внешний по отношению к МетаязыкУ Традиции «дьявол»,»сатана». Так вот, религия, возводящая «сатану» в индивидуума и является серединой пути отхода от Традиции. Иными словами, наиболее непримиримая в отношении «сатаны» позиция и есть проявление эффективного служения «сатане».

13. Если холистский ансамбль постоянно минимизировал «сатану», абсорбировал его, всемерно сокращал границы его компетенции до сведения их к нулю, религиозный подход осуществляет прямо противоположное. Он максимально расширяет сферу «сатаны», отписывает ему все больше и больше владений. Чем меньше религия понимает Метаязык Традиции и устройство холистского ансамбля, тем более она сама служит «дьяволу» и «сатане».

Часть 4. Предшествование

1. «Сатану» считают «первым из творений». Эта идея ПРЕДШЕСТВОВАНИЯ на разные лады повторяется в самых разнообразных традициях.

2. В иудаизме и христианстве «сатана» считается «падшим ангелом», первым из творений Божиих, получивший свободу и воспользовавшийся ею не так, как было предуготовано Провидением. Он сделал рискованный выбор и проиграл. Подробнее об этом в «Метафизике Благой Вести».

3. Креационистская перспектива — а она-то и есть одно из основных определений религии, избирательной или редуцированной сакральности — предполагает жесткий зазор между Богом и тварью, то возникает этот странный элемент свободы, результат брошенности, отчужденности, богооставленности. Интересны концепции Исаака Лурии из сафедской школы каббалистов, согласно которым бытие возникает не из выплескивания Божественной Полноты. плеромы вовне, но напротив. из пневматического сжатия Божества внутрь. Мир — это опустевшее место, которое было когда-то Богом. Бог творит мир удаляясь от него, а не наоборот — согласно этой концепции. Т.е. творение это первокатастрофа, которая продлевается в серии дальнейших катастроф — разбитых ваз сефирот, грехопадении, рассеяниях (галут) и т.д.

4. Не исключено, что «сатан» в такой перспективе будет первым, кто заметит чудовищную онтологическую, а точнее «меонтологическую» подоплеку творения. Не настаиваю.

5. В исламе, наследующем ту же авраамическую тезу, еще и уточняется, что причиной падения «иблиса», «духа зла», был отказ от поклонения Адаму. Иблис сказал Аллаху: «Я первый. Он — далеко не первый. И из глины. Я — из огня. Почему мне ему поклоняться?» И Аллах сбросил его за это с небес.

6. Идея, что злое начало, «сатана» первичнее доброго начала, имеет свои версии и вне авраамизма. Маздеистская иранская традиция утверждает, что Ахримарн, бог тьмы, был создан раньше, чем Ормузд, его брат, бог света. Далее следует пояснение, что Ормузд должен был появиться первым, но застрял, и шустрый Ариман выскочил быстрее. Конечно, это уточнение помогает магам держать верность богу Света. Но мифологическая честность заставляет их и признать истину, не слишком насиловать ее.

7. Предшествование, антериорность, предварение, глубокая древность. Апелляция к древнему более древнему чем само древнее часто играет важную роль в сакральных повествованиях. Причем эта роль двояка. С одной стороны, сам Бог именуется «Ветхим Денми», Ancien des Jours, т.е. очень старым. Кроме того, апелляция к древности, к «in illo tempora», «во время оно» в Традиции служит заклинательным акцентом, подчеркивающим авторитетность того или иного мнения, обряда, символа. Но вместе с тем, зловещими чертами наделено все то, что относится ко временам, предшествующим установлению конкретной культурной или религиозной формы.

8. Так христиане демонизировали, «сатанизировали» предшествующие Церкви культы — как языческие, так и иудейские, не принявшие Благой Вести. Мусульмане так же отнеслись к доисламским политеистическим культам бедуинов. И даже плюралистичные греки придавали мрачный оттенок первым поколениям богов, предшествующим захвату верховной власти на Олимпе Зевсом. Сатурн-Кронос, титаны все они были отправлены в Аид, в инфернальные пространства нижних миров. Любопытен дуализм: с одной стороны Сатурн-Кронос бог золотого века, а с другой повелитель черной магии, покровитель кладбищ, ворон, трупов, меланхолии, адских страданий. «Меланхолия» Дюрера создана как магический аппарат, призванный противодействовать зловредным действиям планету Сатурн и созвездия Козерог, под которыми родился меланхоличный властитель (и кстати, ваш покорный слуга).

9. Изначальная этимология слова «антихрист» предположительно была не «противо-Христос», но «пред-Христос», не «anti», но «ante». Т.е тот. кто будет предшествовать Второму Страшному Пришествию Господа нашего.

10. В современной литературе внушительно описал психо-магический комплекс Предшествования Говард Лафкрафт. Его концепция Old Ones, Ancient Ones, изначальных инфернальных сущностей, с ластами и бессмертием, с чешуей и глубоким примордиальным идиотизмом, легко побеждающим, однако, хрупкие структуры рассудка, обладает такой гипнотической достоверностью, что выходит за рамки черной фантастики. Отсюда современные оккультистские легенды о различных инициациях Лафкрафта, о его телемизме и кроулианстве. И т.д. Действительно, в Лафкрафте есть нечто, превосходящее жанр. Отсылаю к статье «Ло» Евгения Головина во «Вторжении» и моему тексту «Слепые флейтисты Азатота» («Консервативная революция»).

11. Классическим приемом жанра ужасов является Возвращение. То, что отжило и казалось. ушло, снова появляется. Живучесть ПРЕДШЕСТВУЮЩЕГО. Это и тема «ревенантов», «возвращенцев» с того света, вампиров, упырей. Они, казалось, давно исчезли. Но нет, странная сила пробуждает их к новому бытию. И они начинают серьезно нас беспокоить. Undead. Неумершие. Ушедшие, но почему-то вернувшиеся...

12. Даже на бытовом уровне. Когда мы сталкиваемся после долгих пауз со школьными приятелями, бывшими любовницами, друзьями детства, не известно откуда всплывшими родственниками, нас охватывает неприятное гнетущее чувство. Это своего рода аналог черной инициации, инициации в то, что прошло. Регресс. Возврат к недифференцированной тьме. Персоны прошлого остаются теми же, в то время когда мы меняемся. Или меняются они сами, но не в нашем ключе и не в нашу сторону. Или даже в нашу, но вглядываясь в них, мы смотрим в безжалостное зеркало. И — как в рассказах Лафкрафта — не можем поверить, что этот раскоряченный монстр и есть я.

13. Рассказ Лафкрафта «Потусторонний», Outsider парадигматичен в этом смысле. Отсылаю к нему.

14. Но крайне показательна и психология лафкрафтовских героев. Углубляясь в миры Old Ones, ужасаясь и переживая немыслимое отвращение, они постепенно втягиваются в суггестивную привлекательность ПРЕДШЕСТВУЮЩИМ, перестают воспринимать его извне, ассимилируются с ним, сами входят в подводные племена или орды подземных красноглазых ревущих монстров. А если не входят и не ассимилируются, то становятся пассивной жертвой на пути ПРЕДШЕСТВУЮЩЕГО, возвращающегося к жизни.

15. Иными словами, не есть ли демонизация Древнего просто защитный механизм человеческой души, которая не в силах охватить какую-то гигантскую правду, лежащую за пределом его исторических горизонтов, не способна вместить объем колоссальной интуиции, разрушающей хрупкие и искусственные конструкции актуальности?

16. И снова возвращаясь к различию между Традицией и религией: Традиция не противопоставляет настоящее прошлому, не разделяет их. Это цикл, одно и то же. Поэтому нет демонизации прошлого, нет абсолютизации настоящего. Ко всему — ровное отношение. Прошлое живет здесь и сейчас, но не в качестве зловещего вампира, а как спокойный и уравновешенный культ мертвых, которые почитаются живыми, но иным образом. В Традиции нет отвержения той формы, которая предшествовала. Она вбирается в новую форму, продолжает жить в ней. Религия — это уже серьезный шаг в сторону профанизма и Метаязыка современности. Предшестующее делится на положительное и отрицательное. Отрицательное демонизируется. Это «сатана». Сменяющий религию чистый профанизм не делает вообще никаких различий. Все прошлое — преодолено, не имеет бытия. В принципе для радикального сторонника духа современности его Метаязыка, все, что перестает быть актуальным, что выпадает за рамки «здесь и сейчас» — это «сатанизм», «архаизм», «консерватизм», «фашизм», «нецивилизованность», «некультурность», «дикость».

Часть 5. Этимологическое отступление

1. Этимология слова «сатана» темная. На иврите оно означает «преграда», «препятствие». «Дьявол» слово греческого происхождения и означает «дробящий», «разделяющий».

2. Слово «демон» тоже греческое, и ранее оно применялось для обозначения сферы «духов» — и добрых и злых. Отсюда «агата-демон», «добрый дух», «ангел-хранитель» и «како-демон», «злой дух». С наступлением христианства слово «демон» стало обозначать только «злых духов». Точнее, все духи дохристианского периода — и добрые и злые были внесены в «черный список».

3. В сугубо христианском контексте на место «демонов» вступили «ангелы», дословно «посланцы» (любопытно, что слова «ангел» и «апостол» означают схожие понятия — «посланные», «вестники», «посланцы»). В старославянском для различения «добрых ангелов» и «падших ангелов» была предпринята филологическая попытка по разному озвучить греческое слово «ангел». «Благой ангел» произносился с назализацией гаммы, как и положено по законам греческой фонетики, а «падший ангел» произносился и писался по славянски как «аггел», без назализации, т.е. как прочел бы это греческое слово со сдвоенной гаммой дебил, который не в курсе законов греческой грамматики. Получается, что «злой дух» есть название ангела, произнесенное идиотом.

4. Имя «люцифер» — латинское, означает «светоносный» и применялся к «утренней звезде», Венере, предваряющей наступление дня. Причем в библейском контексте «утренняя звезда», «денница» упоминается подчас и в положительном смысле. «Побеждающему дам звезду утреннюю». (Апокалипсис).

5. Русские слова «черт» и «бес», видимо, имеют дохристианское происхождение и обозначают «видения» а также то, что греки понимали под словом «демон» в дохристианском смысле. Интересны также лингвистические конструкции такие как «чужебесие» и «своебесие». «Чужебесие» — вторжение внешнего зла. Самое страшное. «Своебесие» — зло внутреннее. Смягченное отношение к «своебесию» в некоторых течениях русского Православия — явный след сакрально-холистского подхода.

6.У Генона есть энигматичный пассаж, где он утверждает, что «сатана», «люцифер» и «дьявол» это совершенно разные вещи. Но это заведет нас слишком далеко. Кое-какие богословские гипотезы на этот счет я высказал в «Метафизике Благой Вести».

7. Любопытно наличие в имени «сатана» звукосочетания «сат». Генон говорил о особом значении этого корня, который восходит к Праязыку, к довавилонской парадигме и означает «бытие». В санскрите «сат» — «бытие», во всех индоевропейских языках сочетание «с-т», «есть», ist, est и т.д. тот же смысл. Тот факт, что египетский бог «Сет» выполняет в мифологии отрицательную функцию — это бог-крокодил, убийцу Осириса, покровитель соленых вод и варварских орд, бог пустыни и смерти, Генон трактовал как указание на теневую сторону бытия, интегрированную в Чистом Бытии. Это холистский подход, о котором говорилось выше. Т.е. когда мы встречаемся с негативной оценкой Чистого Бытия, его теневой стороны, мы попадаем в сферу компетенции Шивы. Отсюда, кстати, и идея о высоком положении, которое некогда занимал «сатана» в иерархии. Каббалисты иногда называют его «ангелом высшей Сефиры», «Сефиры Короны, Кетер, остюда «Гекатриил», «ангел короны», чье каббалистическое имя дает 666. Также как и «демон солнца» Сорат (тоже число 666) являются темными сторонами Высшего Принципа. Если «сатана» причастен к высшей онтологической инстанции, становится понятно происхождение его могущества и глубинная подоплека его функции в реальности.

8. В реконструкции праматрицы языка Германом Виртом — о нем подробнее в следующей лекции — впечатляет факт расположения трех праиероглифов — «с-т-н» как раз в левой, нисходящей половине Великого Круга. В самом общем смысле фонетическая цепочка «с-т-н» видимо изначально — в холистском ансамбле — интерпретировалась как «свет» (с, солнце, молния) «нисходящий» (т, опущенные руки) в «камень», «землю», «море» , «плоскость»,»ночь», «материнскую утробу» (н, плоская черта).

9. Если мы учтем холистскую амбивалентность, то можно описать это нисхождение с-т-н как негативный процесс, а можно как героический жертвенный дар Неба Земле. Отсюда положительное значение того же корня — «c-т». В частности, в греческом «сотер», «спаситель» и т.д.

Часть 6. Сатана и гностицизм

1. Особую роль играет «сатана» в гностических конструкциях.

2. Под термином «гнозис», «знание» понимается много различных, часто прямо противоположных вещей. Иногда этот термин выступает синонимом «дуализма». Это отдельный вопрос и не совсем верно. Как бы то ни было, гностическая картина мира весьма конфликтна и прочерчивает системы оппозиций там, где иные традиционные формы тяготеют к холистскому ансамблю. В некотором смысле гностико-дуалистические конструкции стоят ближе к собственно «религии», нежели иные формы традиции.

3. Так среди всех традиционных форм, предшествовавших «авраамизму» и «креационизму» иудейской религии (в каком-то смысле «авраамизм», «креационизм» и «религия» понятия близкие, если не тождественные), больше всего сходства с ней обнаруживается в маздеизме, в иранской дуалистической системе «магов», утверждающих содержание сакральной истории как битву двух великих начал — Ормузда и Аримана. Динамика их противостояния составляет содержание сакральных циклов. Здесь «сатана» или его аналог «Ариман» гипостазирован и индивидуализирован — в отличие от холистко-метаморфических конструкций родственного иранцам индуизма.

4. Гностический дуализм жестко разводит материальный или шире, тварный мир, от нетварного и духовного. Они противопоставляются друг другу как зло и добро. Низший мир приписывается «злому творцу», «демиургу», который и есть «сатана». Согласно некоторым гностическим конструкциям, некогда имя его было «сатанаил», т.е. «сатана Божий», так как частица «ил» в ангельских именах указывает на принадлежность «Богу», «Ил». После падения частица была утрачена. В данном случае имеет место лингвистическое событие аналогичное в чем-то трансформациям смысла корня «сат» (о чем сказано выше).

5. В отличие от собственно религии дуалистический гностицизм все же расширяет понятие «сатаны» на очень большие поля реальности, причем не только человеческой или культурно-формальной, но и природной.

6. Можно сказать, что дуалистические культы несколько отстоят от чистой парадигмы Метаязыка Традиции, но еще не до такой степени, как это имеет место в религиозных конструкциях, не говоря уже о профаническом Метаязыке современности.

7. Позитивная сторона гностицизма заключается в том, чтобы подчеркивать критическое состояние онтологии в определенные циклические периоды сакральной истории и всячески акцентировать дистанцию и определенную оппозицию между иерархиями проявленными и иерархиями трансцендентными. Это полезно в случае чрезмерной имманентизации исторических традиций, в случае их неоправданного — если не сказать жестче — спиритуального оптимизма, контрастирующего с глубиной онтологической катастрофы.

8. Если в отношении Метаязыка Традиции гностические модели есть шаг в сторону иллюзии, то по отношению к религиозным ансамблям, это полезная — в определенных случаях — поправка в сугубо традиционном ключе.

Часть 7. Сатанизм: неадекватность понятия

1. Если понятие «сатана» оказалось столь сложным и многомерным, то мы вполне можем ожидать, что и термин «сатанизм» далек от той однозначности, с которым его употребляют.

2. Исторически термин «сатанизм» возник довольно поздно в 18 веке, и был призван обобщить те явления, которые проявились в западной цивилизации вместе с окончанием Средневековья. Когда католичество отказалось от контроля над темными сторонами социально-магического бытия, т.е. когда оно сделало еще один решительный шаг в сторону религии от холистского ансамбля Традиции (элементы которого еще явно пропитывают европейское Средневековье), эти отверженные, отринутые стороны — в которые помимо инерциальных колдовских культов входило и много собственно эзотерических, продолжающих модели холистского ансамбля дисциплин — стали организовываться в самостоятельные институты. Эту неоднородную и сложную реальность иссыхающие в схоластике католические клирики совокупно и назвали «сатанизмом».

3. Показательно, что этот термин поздний и латинский. Православие вообще до последних никонианских времен не знало ни данного явления, ни данного слова. Были известны феномены одержимости, волхвования, язычества, сектантства. Все это по религиозной логике относилось к проискам «сатаны». «Сатана» стоял за отклонениями от норм ортодоксии и это вполне естественная позиция. Но существование особой сети сознательных «дьяволопоклонников» не допускалось.

4. Православная лексика более тяготела к обыгрыванию термина «антихрист». И согласно старообрядческим представлениям действия Седьмоглава, «духовного антихриста» проявились в расколе и озападнивании Русской Церкви и русского государства при Никоне и особенно при Петре. Но это было не результатом «сатанизма». Сбывались пророческие эсхатологические истины священной христианской истории. Под знаком «сатаны» для староверов — наиболее последовательных носителей Православия — находились с эпохи раскола сама Русская Церковь и Русское Государство. А перед этим Ватикан, и греки, пошедшие на Унию. Следовательно, всякий иной «сатанизм» был здесь просто излишен и смехотворен.

5. Сама новообрядческая Церковь также говорила больше о сектах, нежели о «сатанизме». И лишь прямое копирование западных реалий в конце 19 века породила искусственные и смехотворные, неуклюжие попытки создать «русский сатанизм» и бороться с оным со стороны консерваторов. Да и то, все кончалось обвинением в сатанизме каких-то иных религиозных групп — особенно иудеев или импортированных из Европы масонских лож, крайне дурных и хилых во всех отношениях.

6. Сегодняшний переполох в отношении «сатанизма» в России является выражением полного отчуждения от реальных духовных традиций нашего народа и новой волной имитации Запада. Кажется, что борьба с «сатанизмом» или наоборот, «обращение в сатанизм» это нечто в обоих случаях осмысленное и содержательное. На самом деле, это та же искусственно навязаная и вненациональная стратегия, как и открытие Макдональдса. Если вы слышите слово «сатанизм» как в положительном, так и в отрицательном смысле, удаляйтесь от этих людей и групп, они неадекватны, ограниченны, бессодержательны, космополитичны. Аппеляции к Баррюэлю, Шмакову, книгам Режимбаля, по разоблачению «сатанизма современной музыки и культуры» или к Лавею, д'Акино и «Ордену Щипателей Хоронзона» — признак умственной лени. Это не более, чем дизайн дискотеки или бессмысленный реп идиотского и анахроничного патриотического журнала.

7. В европейском контексте «сатанизм» представляется понятием более содержательным, и означает клерикальное определение всего того, что не входит в институциализированные рамки религии. Но по мере атеизации и обмирщвления Запада термин «сатанизм» становится достоянием все более и более узких кругов протестантских первертов-пастырей, которые через борьбу с «сатанизмом» легализуют химеры собственного подсознания. Часто нонконформистская молодежь или авангардные художники и литераторы Запада пользуются апелляциями к «сатанизму» в целях подчеркнуть свое эпатажное отношение к современной им цивилизации. Из этих кругов сплошь и рядом исходит наиболее адекватная, точная, пронзительная и справедливая критика современной западной жизни. Важно зафиксировать: «сатанизм» как сугубо западное явление представляет собой гротескную и эпатажную антитезу именно западным моделям, в том числе отвержение западной христианской формы, которая сама по себе есть выражение нигилизма не только по отношению к холистскому ансамблю полноценной Традиции, но и по отношению к нормативам христианской религии, сохраняющей истинную связь с истоками лишь в границах Православия. Из этого можно сделать много далеко идущих выводов. Кроме того, под «сатанизмом» на современном Западе многие понимают обращение к до-христианской индо-европейской традиции, к т.н. «язычеству».

8. Наконец, совсем недавно охотой на «сатанистов» занялись и светские власти прогрессивных и либеральных толерантных режимов. Больше всех досталось не реально помешанным (есть конечно и такие), но разным нонконформистским политическим силам — анархистам, рокерам, новым правым, национал-революционерам и т.д. В данном случае предельно профанический, не верящий ни в Бога, ни в черта, супер-обмирщвленный режим либеральной демократии воспользовался — вполне в духе пост-модерна — облыжными обвинениями вполне мракобесно-средневекового типа. Анти-сатанинская истерия Запада последних лет явление совсем искусственное и циничное.

9. Последнее пояснение относительно сатанизма американского. Современного. Здесь существует две тенденции — конформистская и нонконформистская. С одной стороны, есть школа калифорнийского сатанизма, чьей яркой фигурой является Айн Ранд, пожилая графоманка. Сатанизм в ее понимании есть то же самое , что либеральная демократия, принцип рыночного дарвинизма, абсолютного индивидуализма, освобождения от всех социальных и этических принципов ради реализации ничем не ограниченного эгоизма. Этот либеральный сатанизм очень терпимо воспринимается республиканцами, правыми рыночниками, которым вполне импонирует старуха Айн Ранд, по-своему излагающая максимы, как две капли воды напоминающие протестантские проповеди. Рейган, пока не заболел прогрессирующей идиотией — болезнь Альцхайимера — превозносил Айн Ранд. В принципе такой калифорнийский сатанизм — это жизненное кредо всякого последовательного рыночника. Классическими калифорнийскими сатанистами являются гайдары, чубайсы и масарские наших российских реформ.

10. Есть правда и обратный сатанизм. Революционный, крайне левый и крайне правый, нонконформистский, антирыночный, антикалифорнийский, ницшеанский, лафкрафтианский, телемитский. Этот революционный «сатанизм» сопряжен с линией Алистера Кроули, этого атипичного «консервативного революционера», как его назвал Кристиан Буше. Правда, Генон считал этого яркого авантюриста «петрушкой». Кроули в долгу не оставался, и обзывал Генона «макакой», играя на его фамилии — guenon — правда без аксана — по французски «макака». Но если рассмотреть этот революционный сатанизм серьезно, то он скорее действительно относится к экстравагантной форме гетеродоксального традиционализма, нежели к зловещему заговору по уничтожению цивилизации. Если такие сатанисты и хотят уничтожить цивилизацию, то только западную, основанную на чистом нигилизме. Они борются с «цивилизацией антихриста», выдающей себя за единственное и безальтернативное рыночно-проестанско-светское софт-мондиалистское благо.

Часть 8. Выводы

1. Переводим дыхание, заканчиваем. Проблема «сатаны» и проблема предшествования открылись в совершенно новом и неожиданном аспекте. Повсюду открытые пути дальнейшего размышления, повсюду интуитивно угадываемые парадоксальные выводы, которые сами напрашиваются. Это задача слушателей. Широкий спектр возможных путей задан. Остальное дело техники, эрудиции, усилий, остроумия, способности схватить намек.

2. Основные положения.

— содержание фигуры «сатаны» варьируется в зависимости от концептуального и идеологического контекста, который должен быть ревизирован прежде, чем мы определим значение термина.

— существует иерархия базовых структурных моделей интерпретации. Она такова:

1) холистский ансамбль (Метаязык Традиции)

2) дуализм гностического типа

3) религиозно-креационистская, авраамическая перспектива

4) профанизм (Метаязык современного мира)

Соответственно на этих уровнях «сатана» приобретает следующий смысл:

1) холистский ансамбль (Метаязык Традиции)
«сатана» — это теневые аспекты реальности, отрицательно понятые в имманентной перспективе и положительно в трансцендентной, при том, что оба значения еще недифференциированы и взаимоперетекают в едином метаморфическом Метаязыке. Здесь еще нет строго деления на «сатану» и «сатанаила». Реальность до грехопадения.

2) дуализм гностического типа
«сатана» — тенденция к отрыву имманентного от трансцендентного, к разрыву холистских взаимосвязей, «злой творец», обособление темной стороны бытия от Всецелого, противопоставление одной части другой. Реальность после грехопадения. Частица «ил» оторвана.

3) религиозно-креационистская, авраамическая перспектива
«сатана» — все то, что противоречит богословскому рационально-этическому, культовому комплексу данной религии. «Преграда» на пути подчинения бытия религиозной схеме. Внешний «сатана» — иные религиозные формы, предшествующие религиозные формы, иные культуры. Внутренний «сатана» — секты, культурные, символические и психологические элементы, диссонирующие с общепринятыми религиозными конвенциями. По мере профанации религии «сатана» становится все менее природным и все более социально-антропоцентрическим явлением. На крайней стадии появляется понятие «сатанизм».Постепенно «сатан» превращается в бессодержательный образ «морального зла». Это уже порог профанизма.

4) профанизм, Метаязык современного мира
«сатана» не существует, на его место приходит атеизированное «моральное зло». Моральным злом является все предшествующее наступлению современного мира и утверждению парадигмы его Метаязыка, и все отрицающее в той или иной форме эту парадигму. «Моральным злом» в рамках законченного Метаязыка современности является таким образом — Метаязык Традиции (холистский ансамбль), все разновидности гностицизма, традиционные религии, и наконец, все то, что отрицает или ставит под сомнение Метаязыка современности на любом основании. И тут снова всплывает понятие «сатанизм». Метаязык современности, вычеркнувший из реальности и осмеявший «сатану», называет «сатанизмом» все то, что смеет ему возражать.

3. Так заканчивается лекция № 5, произнесенная в Новом Университете 11 ноября 11 месяца 1998 года.